Разговариваем с Владимиром Тором по поводу русской кухни и национальной кухни вообще – в аспекте нацбилдинга. Сходимся на том, что кухня, как и музыка – важнейшие подпорки национального самосознания. (Потом Брусиловский к тому добавил, что если кухня и музыка являются иностранными более чем на 60%, то нацсознание начинает разрушаться – не знаю, откуда цифра, но интуитивно «вроде бы так»).
В конце концов язык цепляется за евреев, у которых есть локальные национальные кухни, а «на всех» - нет и быть не может, потому как галут. Ну какая, к чёрту, фаршированная щука на Ближнем Востоке?
Тор некоторое время мнёт эту мысль в уме, потом его осеняет: «А кашрут?»
Я тоже думаю и прихожу к выводу, что он прав. Кашрут – это в каком-то смысле антикухня: сложная система ограничений и запретов на некоторые блюда. Тоже очень объединяющая штука: не то чтобы все едят одно и то же, но зато все НЕ едят одного и того же, и эти запреты пропитывают всё. Два набора посуды, сложные приёмы манипулирования с мясом, и т.п.
