Наша партийная система ведь именно такова, только «союзник» - главный, а компартия в роли «союзника». Но системообразующую роль играет, конечно «оппозиционная» КПРФ, без которой система просто непредставима. По иному не может быть в государстве, являющемся прямым продолжением советского, и приверженном его ценностям. СССР был творением коммунистической партии, созданном ею для реализации своей программы, и никакого иного смысла своего существования никогда не имел. У него не было никаких иных целей, отличных от целей КПСС. Поэтому быть совком, не будучи коммунистом, - это нечто, представляющее благодатное поле для психиатра.
Отобрав у нестыдливых коммунистов их дело и обогатившись за счет общего достояния совноменклатуры, власти (коммунисты стыдливые) как бы испытывают перед первыми комплекс вины и неполноценности. Для них КПРФ и ее святыни – как та икона, перед которой кается на коленях после оргии загулявший купчик. Оттого-то компартии позволяется сколь угодно жестко ругать и поносить власть, но сама власть по отношению к КПРФ никогда не позволяет себе ничего подобного. Сплошное смирение. «Вы - предатели, буржуи, антинародный режим! – Ну, товарищи, так все-таки нельзя, мы очень даже народные, противостоим вот мировому капиталу…». (Будь иначе – было бы совершенно непредставимо, чтобы топонимика, «монументальная пропаганда» и т.д. оставались такими, как будто правящей партией является именно КПРФ.)
В общем, если продолжить аналогию с купчиком, у нас не случилось "антисоветской революции", а произошло что-то вроде мягкой секуляризации. То есть веру не сменили, просто стали меньше веровать. Что дало психологическую возможность "убивать и грабить для себя и детей" (революция тут как раз в этом, а не в самом грабеже и убийстве, обыденных государственных практиках). Но вера осталась та же.
Что многое объясняет. Например, ощущение того, что "хороший капитализм" строить не только невыгодно, но и как-то неудобно, безнравственно, что-ли. Потому что в марксистских книжках написано, что капитализм должен быть зверским, с относительным и абсолютным обнищанием, иначе Маркс неправ. А это как-то… ну не очень это хорошо.
Нет, разумеется, для зверств есть двадцать более веских причин. Но двадцать первая - может быть и эта.
)(