Народы и социальные страты, у которых наглость и «напор» - законная, а то и культивируемая часть этоса, знают, что наглость совсем не обязательно должна быть грубой. Напротив, горькую пилюлю иногда имеет смысл подсластить – чтобы сбить мобилизацию противника, которая включается не столько на сам наезд, сколько именно на внешние проявления грубости и неуважения: на тон, на лексику и т.п. Опытный светский наглец, хамя и угрожая, при этом улыбается, одновременно глумясь над противником и сбивая его с толку. Ещё более опытный – может говорить любезнейшим тоном и выбирая слова, но отнюдь не затем, чтобы смягчить наезд, а чтобы его исподволь усилить: именно об этом пословица «мягко стелет, да жёстко спать».
Даже еврейская наглость, крайне грубая и примитивная в привычном нам исполнении (как и «еврейский юмор»), если она окультурена, может достигать вершин. Один из лучших рассказов Борхеса, «Гуаякиль» - именно о такой наглости, но уже настолько огромной, что не нуждается во внешней акцентировке. Еврей, в пятиминутном разговоре ломающий через колено героя рассказа, обходится вообще без силовой риторики. «Ни вызова, ни сарказма не слышалось в его речи. Она была выражением только воли, делавшей будущее необратимым, наподобие прошлого. Его аргументы ничего не стоили, вся сила была в человеке, не в логике».
Хотя дело-то именно в - - - . Но «как красиво п(р)одано», эхехе.
