Между древним Удоевым, основанным в 794 году, и Черноморском, основанным в 1794 году, лежали тысяча лет и тысяча километров грунтовой и шоссейной дороги.
За эту тысячу лет на магистрали Удоев-Черное море
появлялись различные фигуры.
Двигались по ней разъездные приказчики с товарами византийских торговых фирм. Навстречу им из гудящего леса выходил Соловей-разбойник, грубый мужчина в каракулевой шапке. Товары он отбирал, а приказчиков выводил в расход.
И.Ильф, Е. Петров. "Золотой Телёнок"
В кои-то веки сходил в кино. Посмотрел, типа, фильму.
Про "мораль повествования" не буду - и так понятно.
Интересна, однако, онтология предлагаемого мира.
Она такова. Есть, с одной стороны, Москва (точнее, МАСКВА) - этакое гнездилище крути, где убивают, кидают, устраивают разборки и ваще. Это пространство довольно-таки страшненькое, но у него есть один плюс (видимый, впрочем, только с "позиции наблюдателя", сугубо извне): оно высокоэнергетическое, в нём есть энергия (хотя и злая). И есть этакая "вечная Россия" - бесконечное заснеженное поле, на котором торчат маленькие уродливые селеньица, бедные и скудные, как в десятом веке. Это пространство внеисторично, лишено времени, и низкоэнергетично: в этих краях садятся аккумуляторы и батарейки, лампочки Ильича тлеют лучинками, люди живут как во сне, рождаются спьяну, умирают от тоски и холода, wtc. По нему, по этому пространству перемещаются вполне архетипические "разбойнички" - государевы (менты) и самочинно собравшиеся (прочие). Разбойнички не то чтобы злы: "жизнь такая". Разумеется, попадаются и избы на курьих ножках: там живут ведьмы-"собачихи" и прекрасные Василисы Премудрыя, тоже ведьмы. Старая ведьма может накормить и исцелить, Василиса - переспать с героем и зачать от него. Но всё это не отменяет главного: мааасквичу в этих заснеженных пространствах ничего не светит, он рано или поздно будет или убит, или сам растворится в этом сером поле бесконечной тоски. Его крутая чёрная машина, заброшенная посреди снегов, тихо и медленно посадит аккумуляторы, а потом её занесёт снегом... а по весне от неё останется ржавый скелет, ещё один ржавый скелет, как от комбайна.
И так было, и есть, будет всегда, и ничего нельзя сделать, ибо это пространство в принципе неизменяемо. Вечна тоска заснеженной равнины, вечна тщетность случайных людей, выпавших в это пространство бесконечного отчаяния, вечна их нелепая, бессмысленная (но закономерная) гибель. Всё вообще - бессмысленно и закономерно, эти два слова там синонимичны.
В этом пространстве невозможен ни подвиг, ни преступление, ибо двигать нечего, преступать тоже нечего. Можно только сдохнуть, сделавшись случайных добычей случайных людей. Или же - слиться с этим пространством, сесть в автобус, надеть тулупчик, и уехать туда, где нет ничего, кроме снега.
При этом снято всё довольно верно. Детальки абсолютно узнаваемые. Какие-нибудь пиленые доски под снегом: кто видел, тот сразу скажет: да-да, "оно всё так взаправду и есть".
)(
